Интервью Майкла Томаса, гримера фильма The Wiz
Make-Up Artist Magazine 20, октября 2009
Рассказ о двух Майклах

Часть 1. Wizardry Behind The Wiz (Волшебство за кулисами «Волшебника»)

При работе с персонажами «Wiz» у нас были гипсовые формы лица каждого актера, который появлялся в главной роли (включая Трусливого Льва, Дровосека и Страшилу, которого играл Майкл Джексон). Они были нужны для того, чтобы каждую неделю или около того, в лаборатории Лос-Анжелеса Стэн Уинстон изготавливал кучу новых латексных масок для актеров, которых снимали в Нью-Йорке.
После того, как я принес домой приспособление для Страшилы, я мог легко прикрепить куски латекса к форме до нанесения краски. Это сэкономило мне много времени в гримерке в Kaufman Astoria Studios. Прикрепленные куски латекса во время нанесения краски ровно держали костюм Страшилы, а на вешалке оно бы сморщилось.
Внутри на одной из форм вы можете увидеть несколько разноцветных мазков. Я дублировал цвет с костюма Страшилы акриловыми красками. Я нанес акриловую краску на жабо, которое было у него на шее, потому что использованный грим бы размазался по его костюму.
Нам разрешили оставить формы после фильма. У меня их около пяти.
Каждое утро я начинал грим Майкла с гладкого колпачка, который надевал ему на волосы, которые были уже заплетены в маленькие косички. Потом я надевал латексные части: лоб, щеки, нос (который выглядел, как обертка арахисового масла «Reese’s»), часть подбородка и жабо. Они надевались с самого утра и не снимались в течении всего дня.
Так как Страшила был мультяшным персонажем, Майклу пришлось много работать с мимикой, чтобы внести в него жизнь. Мимика выглядела великолепно, но она ослабляла латексные накладки, поэтому в течении дня я их подклеивал и подрисовывал. Чтобы удалить грим в конце дня, я становился за спиной у Майкла и стягивал все через его голову, все снималось почти одним куском.
Но потом я нырял за кресло, чтобы меня не было видно в зеркале и высовывал руку с его маской, которая выглядела просто жутко, подняв ее над его головой я размахивал ею и кричал: "OOODLE-OOODLE-DOOODLE-DE-OOOOHHH!”. Он смеялся, как сумасшедший, как будто это самая смешная вещь, которую он когда-либо видел.
Мне действительно нравилось его детское чувство юмора, я мог сказать или молча сделать что-нибудь, и это вызывало сильный смех. Я удалял клей и остатки грима, и мы расходились по домам готовиться к следующему съемочному дню.
Однажды мы разговаривали, и я сказал Майклу, что когда был маленьким, то сам научился рисовать, и это стало началом моей карьеры визажиста. Он захотел увидеть эскиз. Я взял ручку и быстро сделал набросок Франкейштейна. Ему понравилось.
Он сказал, что он и его братья и сестры от скуки играли в такую игру: один из них рисовал абстрактную линию на листе бумаги, отдавал другому и говорил: «Ок, теперь нарисуй пожарную машину, или дерево» например, и другой должен был завершть рисунок к определенному времени.
Когда я играл в эту игру с Майклом, то пытался его надуть: нарисовал несколько кривых линий, из которых никак нельзя было нарисовать кошку, но попросил его изобразить именно кошку. И через 30 секунд он нарисовал кошку. Но не так как рисовал бы ее я: на четырех лапах, а свернувшуюся в клубочек и спящую.
Сразу на месте он набросал еще несколько эскизов, и я сохранил их с его благословения. Один из набросков изображал мужское лицо. Над вид эскиз поверхностный и импрессионистический, но есть жуткое сходство между рисунком и тем, как он стал выглядеть после пластических операций.